Ирина родом из д. Степановская, родилась в многодетной семье Анны Никитичны и Афанасия Карповича Чуркиных восьмым, последним, ребёнком. Как и всем нашим землякам, с детства ей ласкала слух родная речь с особым устьцилёмским говорком. На привычном местном пижемском диалекте в деревне говорили родители, все взрослые и пожилые люди. Дети впитывали это с малых лет, частенько, ради шутки, использовали такие слова.
С 1999 года Ирина Афанасьевна с семьёй проживает в Усть-Цильме, в настоящее время находится на заслуженном отдыхе, воспитывает сына. В 2020-м, когда начался ковид, приходилось сидеть дома, на улице без надобности ходить не разрешалось, появилось много свободного времени, поэтому сам собой родился сказ. Ирина Афанасьевна записала байку, назвала её «Изолеция» и разместила на своей странице в социальной сети «ВКонтакте». Стала получать отзывы читателей, затем появилась ещё одна, со временем их накопилось немалое количество. Творения автора заинтересовали земляков, почитателей её таланта, у самой появился азарт. Услышав или вспомнив какое-нибудь устаревшее слово, хотелось его записать, припомнив ситуацию, рождалась на свет коротенькая сказка с юмористическим смыслом, чаще основанная на реальных событиях. Каждая байка в книге «Жись стариковска» заставляет задуматься, а отдельные из них обличают человеческие пороки и учат правилам общежития. Все они говорят о том, что жизнь держится на добре и справедливости, любви и дружбе, труде и добросовестности, честности и ответственности перед ближними. Устьцилёмам свойственно посмеяться над своими недостатками, вот и байки Ирины Паршиной заставляют улыбнуться, а в некоторых даже увидеть себя.
Ирина Афанасьевна пишет маленькие рассказы на тему деревенской жизни, главными героями которых стали баба Маня и дед Семён. Пришлось ей сшить этих кукол, из картонных коробок сделать печь, а стол, стулья, всю обстановку «в комнате» стариков собирать из различных предметов. Фото сюжетов жизни Мани и Семёна сопровождают книгу. Мы представляем читателям несколько историй И. А. Паршиной и просим не судить строго, а вспомнить свои жизненные ситуации, которые могут стать новыми байками уже из ваших уст.
Анна Поздеева.
Заморски гости
- Осподи! Осподи! Чё творицце-то! Семён! Выклюци телевизер-от!.. Даве Петровна звонела! Помнишь ле нет?.. Шшас уже заново те расскажу... Лани Петровна ездила ко внуцьки в Америку. Ну и, брала с собой-ту наряд гороцьный. Самый баской-то! Тама-ко где ле увидели они со внуцькой... Этих… Как-ыно их зовут-то?.. Индейцев! С перьями таки ишшэ! Ну так… И Петровна-то в баском сарафани... Народ, покамесь, с индейцями фоткались!.. Апосля увидали Петровну и кинулись к ней: «Хто така? С откуль? Како племя?». Внуцька фсё-то ей переводит, да обсказыват. Тут-ка она и призналась, шчо зовут Петровной, шчо с Устельмы, и племя – Устелёмы... Дааавай фсе тут к ней лииипнуть, фоооткаццэ: «Чиз! Чиз!». Деньги-то какий-но у них?..
- Доллары! – подсказал Семён.
- Во-во! Доллары-ти фсе ей пихают, а та фсё внучки-то в сумоцьку норовит спрятать!.. Стали индейци-ти к ней подтоговываццэ, да фсё поближе! Цёрными глазишшами сверкают! В руках топорыыы!
- Томагавки.
- Ишшэ стрелы с луками за плецеми-то. Боязко беда ей тут стало... Так эть они ей чё ле предложили...
- Компаньонами стать.
- Забыль еть. Так и порешили. В онном мести пофоткаюцце, потом-эка уберуцце в друго место, в третьё! Беда дивно она заробила!.. А топереце они сюды хоцют притарамбацце летом-то на Горку. Бат, изолеция закончицце, дак. Ране хвастала, показывала Петровна мне ихню фотоцьку... Чё тут бууудееет! Осподи! Осподи! Каки ле молоды девки, ле бабы, окрутят эть их – заморских женихов-то! Уууу!.. Семён. Петровна фатерантами троих-то хоцёт нам напихать! А чё!!! К той поре дров поболе закупим да... Три мужика! Да в три топора! Все дрова бы вышчелкали, выхвостали шутя!.. А каки баскиии у них перьяяя!.. Беда бы вудобны были шаньги маслом-от мазать!.. Не знать, чем их и кормить! Оне, бат, не знать, каку погань едят да! Тьфу!.. Поди улитоцек, але червей!? Тьфу. Тьфу... Неужто шаньги ись не замогут? Как думашь? Ой-ё да ой-ё!
Семён вскочил и замахал руками:
- Не надо мне никих фатерантов!!! Пусь токо в окни покажуццэ – заложусь!!! Не пушшу!! Ишь цё удумали! Хто в доми хозеин?!
- Ты, Семёнушко! Ты!.. Это фсё Петровна схудоумила меня!.. С топорами ишшэ да! Кудый-но нам они... таки-то!?
Жись стариковска
На улице дождь. Баба Маня потеплее оделась и вышла на крылечко, где уже сидели Семён с собакой Жулькой.
- Но этта. Куды, думаю, пропал Семён в этакой-то дожжь. Бусит и бусит, лемарь. А он, поди да смотри, сидит на крыльце, да собаке зубы-ти заговариват. Ку трестю, поди два часа, ей втолковывашь? Хоть таково же чирей на языки-то вскочит!
- Да вот, с Жулькой думам: кака така собачья жись? Хто тако выдумал? Наша-то собака ни на чё и не жалиццэ! Ей фсё ладно! Гли, как скалиццэ!
- Чей-но ей худо-то? Етта чё тут-ка лежит? Вачеги ле чё лежат, мокнут. Сгноить ле чё хочешь!? Картошку в них садил, так и кинул, и не вспомнил!.. Не забаксели ишшэ?
Баба Маня внимательно оглядела вачежки:
- Розны стали вовсе уж, платить опеть надо. Чей-но на тебе фсё-то горит, бажоный!?
- Жаркой беда, вот и горит!
- Пусь собака шерсь свою не подпалит от тебя.., жаркой!
- Палёным понесёт – затушим!
- Зубатый какой. Отъедаиццэ по-худому. Чей-но ты, жаркой, летом-то в катанцях сидишь?..
- Коски грею.
- Коски у него… Платить вачеги надо, а видеть – ничё-то не вижу. Седу у самого-то свету, окол окна – шиццэ стану. Нитоцьку с иголоцькой возьму. Глаз-от вострю, вострю! Шшурюсь да жмурюсь! Фсё не могу вдеть нитоцьку. Когдыыы-некогды вдену… Худы совсем глаза-ти стали... Так шчо..., у собак – собачья жись, а у нас, Семён, стариков – стариковська!
- Ишшэ и разберись, у кого завидне...
- Чей-но! У тебя-то особливо – то на печи, то с шаньгами у самовара – не жись, а одни слёзы…
Худой сон
Семён достал свою коробочку с рыболовными принадлежностями, разложил аккуратно на столе и принялся делать мушки. Баба Маня, держа старую банку из-под чая, высыпала тут же на стол горку пуговиц.
- Где ле была же у меня маленька, така синенька пуговицька от кофты... Опеть эть сённи худой этот сон пригрезилсэ. Когда ле он отвяжеццэ от меня ле нет? Фсё-то онно и тоже. Стрась онна! До утра после глазами-ти прорипкаю. Снилось, как вместях с тобой в город летось ездили к дочери, да в больницю... Ишше котишку Фрица замотали в трепицу, да спретали в твой рюкзак-от. Хтой-но ему туты-ка жарать столько находом будет таскать? Собрались, к воротцям вышли, да и машинка подкатилась. Я-то попереди уселась, к шоферу, а ты-то – позади с рюкзаком, да дефка с короткими-ти волосьями. Долго не могла понеть – дефка ле парень? Поехали. В машине тако жарко… Возьми да спросила: «Чё ле беда жарко!?». Шофёр-то и говорит, шчо с утра берёзовыми дровами топил. Я фсё-то гледела, гдейно он... куды засовыват дрова-ти? Сидит скалиццэ только. Неужто такой бензин-от дорогушший, что шофера в Устельмы перетоговывают машины под дрова? Вышку проехали, да завернули по леву-то руку... Сам ить помнишь?! Чё тут нацялось!!! Не приведи Господи!! Истово обстрел, как в кино! Со всех-от сторон такой рячкоток! Потом как зыкнет в пол-от, думала, колесо убежало ле цё? Ревмя реву! А как уж в передне оконце камень-от влетел – я и на пол сползла. Тут ишше не знамо, как Фриц дыру в рюкзаке нашёл! Давай бросаццэ, как оменённый, да худым горлом реветь! Дефку фсю-то вычепал – та опеть поймать хотела его. А ты-то, Семён, чисто идол окаменел и не знать – живой ле нет! Как ле, да как ле доехали. Думала, фсё! Помру! Ланно хошь колобки в кармане спретаны были. Боле не поеду! Фсю-то голову вытресла! Надо детям родителёв повидать – пусть сами тресьма-тресутццэ!.. Шшибёнка! У машины-то, бат, и можно кимле гайки подкрутить, а в голове-то уж… не подкрутишь!
Вся надёжжа на котка
Не сводя глаз с того, как из самовара быстро набирается кипяток в чашку, Маня тихо поговаривала:
- Не видать нам с тобой, Семён, на своём веку боле того сахарку, шчо ране в магазинах продавали. Чё этот?! Не успел в рот положить кусочек, ишшэ и чаю не поспел глотнуть, блюдце подымашь, а кусочек-от растаял! Фот бяда! Не напашессе никого сахару тут-ка! С робесьва привыкли пить чай-от вприкуску. А это разе сахар?
- Ране-то он кой ле твердой был. Уж и чашку чая выпьешь, а кусочек-от фсё ишшэ во рту валяшь – не вытаял. Другу тут же нальёшь, да опеть пьёшь.
- Другой раз и недосюсляшь, так и приложишь на блюдецько окол чашецьки, до другой выти. Намедни пошла в большушшот магазин, думаю, поди, тут не увижу ле сахарок-от? Чё ле бродила туды-сюды. Не! Нету! Бежит продавец. Дай, думаю, выпытаю у ней: «Деушкааа! Вам когды ле завозят, нет, старопрежний-то сахар? Этот эть вприкуску вофсе не годиццэ!». Та глаза-ти и округлила: «А етот чем-но Вам не сахар опеть?» – да и тычет пальцем-то в полку. Мне тако не любо стало: «Так этот ведь ничё во рту-то не дёржиццэээ – таееет!!! Тьфу! Лемарь вас забери!».
Семён подвинул чашку под кран самовара:
- Ране ишшэ в мешках, большими грудами, возили сахар-от. Кусацьками кололи на меленьки кусоцьки. Антиресно. Пошшо не делают топерь такой? Неужто така хитра техника нужна?
- Нууу! Тут друго! Чё ле мухлят! Половинно, бат, сахар, а половинно – не знать чё! Как и с молоком! Нашшо везут с другого конця России ко ле молоко, когды тутошнё надо продавать?! Тут эть тоже фермы есь. Мы-то фсё замезько в бутылках берём – добро молоцько у них! Ёде! Рядом! В магазине! Осенесь, в распуту, не стали с Замега возить молоко. А в кой ле магазин, с откуль ле издалёка, молоко в целофановых мешоцьках навезли. В жись такого не бирала. А тут, думаю, взеть ле чё ле на шанежки пакетик-от, дале искаццэ уж не пойду по Устельмы а. Домой-ту пришлааа, возьми да котку-то в мисоцьку маленько улила. Фриц-от подошёл, понюхал да давай фыркать! И чишет и чишет! Головой-то тресёт! Опосле отошёл, да и пал на пол-ту! Хвостом бьёт по полу – осердилсэ! Сама-то попробовала глотоцек – молоком-то и не пахнет, гольня водыцька! Добрых шанег с того молока не напекешь уж...
- В тот мешоцек, поди, настояшшэго молока-то и с напёрстоцек не попало!
- А тут, в магазине-то, ишшэ молода мати с двумя робетишками ходила. Поболе парничёк-от – тот посмерене, а мааалот – чё нипопадя хватат и в корзинку-то бросат. Мати токо поспеват обратно фсё выкладыват и фсё научат его: «То – худо! В этом – яд! Живот заболит – уколы в жопку будет медицька делать!». Тот и пал на пол-ту, одираиццэ! Ножонками-ти давай молотить по полу, а сам глаза-ти искосил, гледит, чё мати-то заведёт, не купит ли чё ле ему? Я тихонько ей и спрашиваю: «Ким-но ядом-то робёнка страшшашь?». А та: «Ой, бабушка! Куды нипопадя топерь в продукты яды да красители пихают, шчоб дольше не портились, да баски с виду были. То и дело везде пишут, шчо дети от таких сладостей травяццэ, в больницях повалены лежат».
- Чё дале будет? С малолесьва больными станут, дак. А мне, Маня, так кажет, чё не потребно, то и волокут к нам!
- То и выходит! Ежели съел, да в тот же день, ле на другой, не помер – ставят знак качества, а помрёшь попозжа – их и не касаиццэ!
Семён взял на руки своего любимца – котка:
- Однам надёжжа на тебя, Фриц! На тебя топерь ровнеццэ будем! Перво-наперво, тебя будем угошшать. Незалюбишь, ись не станешь – верный знак, шчо недобра еда. Будешь на должности контролёра по качеству продуктов!
- Семён! Пошшойно зельдей даже не тронул? Котко, ёде, две рыбки уж съел – проверил на пригодность... Тутошня рыбка-то! Уж не подависсе – ё ки коски мяконьки да! Нам уж топере таку рыбку только и ись... |
