Приветствую Вас Гость!
Четверг, 28.03.2024, 13:02
Главная | Регистрация | Вход | RSS
КР

МВД предупреждает!

Группа в VK

Статистика


Онлайн всего: 6
Гостей: 6
Пользователей: 0

Вход на сайт

Поддержка бизнеса

Поиск

Дежурный репортёр

Поддержим бойцов!

Каталог статей

Главная » Статьи » Страницы истории

Навстречу времени

Тобыш цилемские охотники стали осваивать несколько лет назад. До этого времени все охотничьи угодья цилемцев были по самой реке Цильме до устья Космы. Выше по реке промышляли мезенцы. Но с некоторых пор население Цильмы намного выросло, поэтому новые угодья по Тобышу были весьма кстати. Занимались промыслом они обычно по два человека, уходили от избы иногда на сотни километров, по две-три недели жили в шалашах, иногда на самоедский манер делали чумки. 
Справка: До 20-х годов ХХ века племена ненцев, живущих вдоль побережья северных морей от р. Мезени до Уральских гор и за горами, дальние народы называли самоедами, а ближние народы и живущие среди ненцев называли их самодями. 
Про избу у Нижних Промойцев поведаем особо. Первую, у озера, построили пижемцы, которые обосновались жить на устье р. Березовой, где у них было небольшое поселенье. Жили они там недолго, был мор, все умерли от какой-то болезни. Избу пижемцы построили просторную, прямо у озера. Основное место в ней занимала большая глинобитная печь, которая служила не только для обогрева жилья и готовки пищи, но и для сушки мелкой рыбы. Изба строилась здесь для того, чтобы добывать рыбу. Для поселенцев на устье Березовой, истовых староверов, рыба была основным продуктом питания во время длительных постов, так как на новом месте овощей они не выращивали, кроме разве что лука. Добывали рыбу неводами на озере летом и зимой подлёдно, осенями больше сурпами и фителями (ловушки для рыбы). Цилемцы стали осваивать Тобыш после того, как охотники-пижемцы стали постепенно уходить с дальных охотничьих угодий по р. Тобыш. Случилось это именно после гибели поселенцев на устье реки Березовой.
Пижемцы – это отдельная, особая глава в истории заселения и освоения русскими поселенцами новых территорий на севере Руси. В отличие от устьцилём, живущих кучно, пижемцы осваивали территорию широко.  После того, как староверы по призыву своих наставников пришли и освоились на Пижме, оказалось, что Великие луга (естественные луга в пойме реки Пижмы) не такие уж большие, чтобы прокормить быстро растущее население. Желающих жить по своей старой вере становилось всё больше. Расчистка новых лугов – занятие весьма трудоёмкое, тут нужен был труд поколений, да и заливных земель по Пижме немного и это при полулегальном проживании на данной территории. Постоянное ожидание гонений от властей, готовность в любой момент уйти на новые земли – всё это не стимулировало развитие сельского хозяйства. А жить-то нужно было. Это и предопределило развитие охотничьего промысла на Пижме.
Охотничий промысел у крестьян на севере всегда занимал значительное место в их доходах – служил страховкой выживания в этих местах. Был ещё рыбный промысел, но с Пижмы много рыбы на ярмарку не увезешь, хотя пижемцы добывать хариусов были мастера.  В охотничьем промысле пижемцы преуспели. Они быстро освоили угодья по р. Пижме, верховьям рек Усы и Мылы, Нерицы. Затем по дороге, которая существовала ещё с пятнадцатого века, вышли в низовья реки Мылы и к Цильме. Первые охотники, промышляющие в низовьях р. Мылы, обосновали здесь свою деревню и уже считали себя не пижемцами, а мылянами. По Цильме пижемцы построили несколько изб, но широко места осваивать не стали, хотя постоянного населения здесь было немного, но были охотничьи угодья устьцилём. Вероятно, это объясняется и тем, что пижемцы вели скрытный от властей образ жизни, а по Цильме проходил оживленный путь, соединявший Печорский край с г. Мезень, которому он административно подчинялся. Дальше пижемские охотники стали осваивать угодья вверх по р. Тобыш и обустроили свои охотничьи угодья на протяжении сотни вёрст от устья Тобыша. Это были родовые земли самодей, но и здесь пижемцы нашли выход: в период освоения они охотничали только осенями, когда самоди находились с оленями на летних пастбищах в лесотундре. С закрытием осеннего охотничьего сезона, когда обычно самоди приходили на места зимних стоянок, пижемские охотники по последнему водному пути вывозили добычу до устья Мылы, покидали эти места до следующего охотничьего сезона. Из Мылы по первопутку на лошадях везли добычу на Пижму или же прямо на ярмарки в Мезень, Вашку или Пинегу. Позже пижемцы освоились, стали охотиться и в зимний период на пушного зверя. Самоди больше промышляли на дикого северного оленя, путиков с постоянными ловушками на зверей не делали.
Справка: Население на Севере обычно идентифицировало себя по названию реки, на которой оно жило, реже по названию административного центра.   
На подходе к «чумкам» – стойбищу самодей, цилемские охотники заметили несколько упряжек оленей и свежие следы оленьих упряжек, пришедших снизу по реке. Охотники оставили чунки (сани для перевозки груза по лыжне) на реке и стали подниматься к чумам, стоявшим на естественной широкой луговине. Они решили сделать в стойбище остановку, отдохнуть, так как впереди было ещё много десятков вёрст пути. Их насторожила необычная тишина. А месяц назад, когда охотники поднимались вверх по реке, они ещё за поворотом реки слышали звуки стойбища – лаяли собаки, громко кричали подростки, катавшиеся на кундах (необшитых камусами лыжах) со щелейки напротив стойбища. Тогда старый самодин, которого знали все в округе – русские, самоеды, ижемцы, ещё издали махал им рукой, приглашая в чум поесть.
Когда они отдыхали в чуме, ждали пока закипит вода в котле, висевшем на вахропе (приспособление с отверстиями) над открытым огнём и слушали разговор старого самодина, снаружи постоянно доносился какой-то шум. Гомонили женщины, которые язейками выделывали шкуры оленей, стучал топот мастера, готовившего шесты для основания нового чума, смех детей, много других звуков, характерных для любого, пусть даже и временного, селения. Нехорошие мысли про моры, которые уже бывали в этих краях не один раз, возникли сразу у обоих охотников. Ноги отказывались идти, но желание понять, что происходит, двигало их к ближнему чуму. Вдруг распахнулась шкура, служившая дверью у большого, недавно установленного чума, и оттуда вышли несколько самодей. Охотники успели заметить, что внутри чума находится много людей. Их позвали поесть и отдохнуть в соседний чум. Здесь они узнали, что умирает самый старый самодин всех ближних родов самодей, тот самый, который гостевал их несколько недель назад. Тут собрались родственники проводить его в последнюю дорогу. Охотники перед уходом зашли проститься с умирающим, они знали, что многие из самодей крещёные. Крестили их те самые поселенцы на устье Березовой, с которыми самоди имели давние связи. Охотники продолжили свой путь.
В большом чуме умирал человек, который как никто знал и помнил историю жизни своего племени, своего рода. Он сам уже был большой частью этой истории. В своих мыслях он облетел все урочища, в которых побывал за свою долгую жизнь, пролетел сквозь все времена, которые пережил, встретился со всеми людьми, которых знал. В свои последние дни старый самодин вспомнил всё. Он не знал, сколько точно ему лет, хотя и были в их роду календари. Не измерить жизнь человека зарубками на дереве или кости! Возраст свой они измеряли временами, которые пережил каждый или его род. Много времён пережил старый самодин. Они, как калейдоскоп, промелькнули в его сознании. Легендами стали времена в истории племён самодей, когда впервые их земли включили в состав русских княжеств, а затем отошли Московскому государству, времена, когда их предки отстаивали свое право жить на этой земле. Ему были ближе более поздние времена, когда их род ходил каждую зиму на Мезень, чтобы заплатить годовой ясак, закупить припасы, путями через Ямозеро, которые проложили ещё их далёкие предки, по которым русские поселенцы, пока жившие вверху по р. Цильме, и те, кто позже обосновали селение на устье Цильмы, проложили свои дороги. Хорошо помнил старый самодин время, когда русские поселенцы, поняв преимущество оленей для жизни на севере, стали заводить свои стада, но самоди отстояли тогда право только им пасти оленей в своих родовых угодьях, и сами выпасали оленей русских поселенцев за копытные деньги. 
Помнил он, как появились в их угодьях по Цильме и по Тобышу первые стада оленей ижемцев. Их привели соплеменники старого самодина, род которого жил по р. Ижме. Они потеряли при болезнях свои стада и стали наёмными пастухами у ижемцев. Они вели их оленей по своим пастбищам, и было непонятно, что и как противиться соплеменникам, пригнавшим чужие стада. 
Карой оленных богов посчитал тогда старый самодин это явление за то, что не сохранили они своих оленей, которые означали для самодей саму жизнь. Позже стада ижемцев, которые поднимались снизу по Цильме, стали появляться всё чаще, уходить всё дальше вверх, до вершин рек Космы и Моты (притоков р. Цильмы), находящихся уже в лесотундре, и оставались в тех местах на лето. Путь от устья р. Нонбур, «горой» (по водоразделам) до вершин Моты через Черные озера стали называть Ижемской дорогой. Путь, который самоди считали исконно своим и которым почти перестали пользоваться из-за потерь своих стад. Ещё позже появились стада ижемских оленеводов в верхнем течении р. Тобыш, которые приходили прямо от реки Печоры, где ижемцы основали свои деревни, чтобы быть ближе к пастбищам оленей. Олень для ижемцев, как и для самодей, стал основой жизни, и в этих стадах среди пастухов было много соплеменников старого самодина. То было время, когда всё больше самодей стали говорить по-коми и по-русски, стали забывать свой родной язык. 
Всё тяжелей стало жить родичам старого самодина с их укладом жизни. Их небольшие стада часто подвергались разным напастям. Некоторые рода их племени совсем лишились оленей и выживали за счёт рыбной ловли на озёрах и реках. Некоторые обосновались возле изб, стоящих на летнем пути вдоль реки Цильмы из Усть-Цильмы на Мезень. Они помогали путникам в дороге таскать по реке лодки, а зимой жили в этих избах, пытаясь, как и русские, заводить путики на боровую дичь. Часть самодей подалась ближе к деревням, чтобы заняться там различными промыслами. В то время пришло осознанье старому самодину, и понял он, что русские и ижемские стада – не божье наказанье для самодей, а новый шанс для продолжения традиционной жизни их племени, рода. И в основе этой жизни также будет олень. Не противился он, когда русские староверы с устья Березовой крестили его родичей. И ещё многое изменилось в его сознании в последнее время жизни. Он слышал родные слова в разговорах инородцев, родные названия рек и мест, которые они приняли как свои, видел одежду и предметы быта, перенятые ими, навыки охоты, обращения с оленями, перенятые у самодей, и ещё многое другое родное, усвоенное людьми, проживавшими рядом и среди них. И думалось иногда старому самодину, что они такие же, как и они, только племя их больше, и хотел он жить с ними в дружбе. Только в душе он никак сам не мог принять нового бога, одного на всех. Любей ему были свои, которые прошли вместе с ним по всем дорогам и которые поведут его и в другой жизни. Не вошёл он в реку, когда крестили его родичей. 
Цилемские охотники пришли к Нижним Промойцам уже поздней ночью, хотя они шли по реке готовой дорогой, виной была наступавшая оттепель. Утром на улице вовсю была капель, моросил дождь. Выход домой решили отложить, до похолодания. Ждали его три дня. На улице ходили мало, стараясь не мочить тобоки (меховая обувь) перед дальним переходом домой. Охотники, которые носили своё снаряжение, оставляемое до следующего сезона в потайной турушке (избушка на высоких столбах для хранения дичи, припасов), слышали, как хропались (громко шумели) самоди, как будто что-то строили. Находились они выше по реке, у подъёма на старую воргу (оленью дорогу), которую уже давно не использовали. В избушке охотники долго обсуждали, что же могло заставить самодей в такое время и в такую погоду взяться за топоры, но ни к какому выводу не пришли. Они так и не узнали, что самоди в тот день хоронили своего старейшего родича по своим давним обычаям. На месте захоронения, на высокой стрелице над воргой, они построили добротный сруб вместо креста. Никто кроме родичей не узнал, что старый самодин ушёл в мир иной со своими богами. Задул родной (в данном случае) северный ветер, и охотники уже вшестером продолжили путь домой. По дороге они зашли на могилы померших поселенцев на устье Березовой, чтобы помолиться за их души, чтобы молитвами поблагодарить бога за удачу на охоте, чтобы попросить милости божьей в своей жизни. С недавних пор это место почиталось не только среди охотников-староверов, но и среди новоявленных христиан-самодей, и «щепотников»-ижемцев, которые проходили здесь со своими стадами. Все они одинаково верили, что они здесь ближе к богу, что на могилах мучеников божьих, которые жили здесь, спасая свою веру, которые жили в согласии со своей душой, рожали, любили, невзирая ни на какие беды и невзгоды, молитва лучше доходит до бога.
В те дни много народу по дорогам и без дорог шло в этом бескрайнем северном крае. Шли охотники, возвращаясь с зимней охоты, шли аргиши самодей и ижемцев, уходивших к местам отелов оленей. Шли конные обозы устьцилём, спешившие по последнему зимнему пути завезти запасы всего на год вперед не только для себя, но и для Пустозерска, собственно для которого создавалась Усть-Цилемская слободка как важный элемент транспортной инфраструктуры в Московском государстве, которая сейчас была таковым для всего Печорского края. Шли обозы новых поселенцев от Усть-Цильмы вниз по Печоре. Переселенцы строили новые селенья, иногда вместе, иногда вперемешку с ижемцами, осваивали новые угодья и промыслы, которым было уже тесно в окрестностях Усть-Цилемской слободки. Все они одинаково считали эту землю, далеко не благодатную, своей, на которой жили, благодаря тяжелому труду, предприимчивости, благодаря терпимости друг к другу, умению перенять друг у друга лучшее. Эта земля не только кормила их, но и давала простор душе, давала свободу жить по своей вере, не стесняя ничью другую. Шли они навстречу весне, навстречу времени, когда всех их за пределами этой просторной малой родины будут называть устьцилёмами.
Не доходя до деревни еще десяток километров, цилемские охотники увидели ватагу подростков, торивших лыжню навстречу им. Это их сыновья, встречавшие отцов уже не первый день, уходили в тайболу (тайгу) все дальше и дальше. Идя по готовой лыжне, наблюдая, как подростки с азартом тягают ещё непосильные для них тяжело груженые чуны, охотники отчётливо, как никогда, поняли, что пойдут по этой земле мужики всегда, всё для этого есть, и не было в тот миг людей счастливей их. А впереди показались дымы родной деревни.
Г. Я. Чупров,
д. Филиппово.

Категория: Страницы истории | Добавил: kireevdv (29.08.2017)
Просмотров: 1046 | Рейтинг: 5.0/4
Всего комментариев: 0
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]